Библиотека

«Смерть чиновника» — один из ранних рассказов Чехова. Он вышел в 1883 году в журнале «Осколки» и при первой публикации назывался «Случай». Сюжет истории напоминает анекдот: мелкий чиновник Иван Червяков неосторожно чихнул на статского генерала в театре, а потом несколько дней извинялся, чем привел генерала в бешенство. В основу рассказа мог лечь реальный случай из жизни театральной Москвы того времени. Ходили слухи, что Алексей Жемчужников — один из создателей образа Козьмы Пруткова — специально наступил некоему вельможе на ногу, а потом методично изводил его просьбами о прощении.
«Его [Антона Чехова] рассказы открывают нам тайные стороны души современного общества, ее недуги, ее безнадежность, ее апатию. <…> Прежде всего средний современный человек отличается болезненным, чисто нервным, беспокойством. Это нервное беспокойство весьма ярко было выражено еще в «Пестрых рассказах». Достаточно вспомнить чиновника [«Смерть чиновника»]» (писатель Платон Краснов).
Критики говорили о «психологической и жизненной правде» рассказа: история Антона Чехова о забитом и запуганном чиновнике очень точно отражала многие ситуации тех лет.

Смерть чиновника

В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор, Иван Дмитрич Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на "Корневильские колокола". Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг... В рассказах часто встречается это "но вдруг". Авторы правы: жизнь так полна внезапностей! Но вдруг лицо его поморщилось, глаза подкатились, дыхание остановилось... он отвел от глаз бинокль, нагнулся и... апчхи!!! Чихнул, как видите. Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники. Все чихают. Червяков нисколько не сконфузился, утерся платочком и, как вежливый человек, поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим чиханьем? Но тут уж пришлось сконфузиться. Он увидел, что старичок, сидевший впереди него, в первом ряду кресел, старательно вытирал свою лысину и шею перчаткой и бормотал что-то. В старичке Червяков узнал статского генерала Бризжалова, служащего по ведомству путей сообщения.

"Я его обрызгал! - подумал Червяков. - Не мой начальник, чужой, но все-таки неловко. Извиниться надо".

Червяков кашлянул, подался туловищем вперед и зашептал генералу на ухо:

- Извините, ваше - ство, я вас обрызгал... я нечаянно...

- Ничего, ничего...

- Ради бога, извините. Я ведь... я не желал!

- Ах, сидите пожалуйста! Дайте слушать1

Червяков сконфузился, глупо улыбнулся и начал глядеть на сцену. Глядел он, но уж блаженства больше не чувствовал. Его начало помучивать беспокойство. В антракте он подошел к Бризжалову, походил возле него и, поборовши робость, пробормотал:

- Я вас обрызгал, ваше - ство... Простите... Я ведь... не то чтобы...

- Ах, полноте... Я уж забыл, а вы все о том же! - сказал генерал и нетерпеливо шевельнул нижней губой.

"Забыл, а у самого ехидство в глазах, - подумал Червяков, подозрительно поглядывая на генерала. - И говорить не хочет. Надо бы ему объяснить, что я вовсе не желал... что это закон природы, а то подумает, что я плюнуть хотел. Теперь не подумает, так после подумает!.."

Придя домой Червяков рассказал жене о своем невежестве. Жена, как показалось ему, слишком легкомысленно отнеслась к происшедшему; она только испугалась, а потом, когда узнала, что Бризжалов "чужой", успокоилась.

- А все-таки ты сходи, извинись, - сказала она. - Подумает, что ты себя в публике держать не умеешь!

- То-то вот и есть! Я извинялся, да он как-то странно... Ни одного слова путного не сказал. Да и некогда было разговаривать.

На другой день Червяков надел вицмундир, постригся и пошел к Бризжалову объяснить... Войдя в приемную генерала, он увидел там много просителей, а между просителями и самого генерала, который уже начал прием прошений. Опросив несколько посетителей, генерал поднял глаза и на Червякова.

- Вчера в "Аркадии", ежели припомните, ваше - ство, - начал докладывать экзекутор, - я чихнул-с и... нечаянно обрызгал... Изв...

- Какие пустяки... Бог знает что! Вам что угодно? - обратился генерал к следующему просителю.

"Говорить не хочет! - подумал Червяков, бледнея. - Сердится, значит... Нет, этого нельзя так оставить... Я ему объясню..."

Когда генерал кончил беседу с последним просителем направился во внутренние апартаменты, Червяков шагнул за ним и забормотал:

- Ваше-ство! Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше - ство, то именно из чувства, могу сказать, раскаяния!.. Не нарочно, сами изволите знать-с!

Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой.

- Да вы просто смеетесь, милостисдарь! - сказал он, скрываясь за дверью.

"Какие же тут насмешки? - подумал Червяков. - Вовсе тут нет никаких насмешек! Генерал, а не может понять! Когда так, не стану же я больше извиняться перед этим фанфароном! Черт с ним! Напишу ему письмо, а ходить не стану! Ей-богу, не стану!"

Так думал Червяков, идя домой. Письма генералу он не написал. Думал, думал, и никак не выдумал этого письма. Пришлось на другой день идти самому объяснять.

- Я вчера приходил беспокоить ваше - ство, - забормотал он, когда генерал поднял на него вопрошающие глаза, - не для того, чтобы смеяться, как вы изволили сказать. Я извинялся за то, что, чихая, брызнул-с... а смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет...

- Пошел вон!! - гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.

- Что-с? - спросил шепотом Червяков, млея от ужаса.

- Пошел вон!! - повторил генерал, затопав ногами.

В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и.. помер.